— Готово! Сейчас польется.
«Пока, вроде, все нормально, — думала Лиза. — Бидон у тетушек самый обычный, белый, таких здесь, наверное, тысячи. Похоже, удастся вернуться спокойно. Но что потом? С чего начать? Где искать Печенюшкина? Кто подстроил эти козни? Ох, одни вопросы…»
Невеселые ее размышления прервало журчание. Вот оно прекратилось, вентиль повернулся, растаял шланг, и крышка сама накрыла бидон.
— Возьми с собою утреннюю свежесть! — пропел собакомедведь. — Тебе далеко нести? Можно вызвать разносчика с самоходной тележкой. Хочешь? Он довезет.
— Нет, нет, нет, я сама!.. Люблю ходить пешком. Места новые, красивые, да и недалеко. — Лиза неопределенно махнула рукой в направлении, противоположном домику фей. — Ну-ка, поглядим на молочко! — она подняла крышку. — О-ой!!
Розовая маслянистая жидкость внутри одуряюще шибала в нос земляникой и еще чем-то, безусловно, парфюмерным.
— Что такое? — Пломбир одним прыжком подскочил к бидону. — Ого! — Он обмакнул в жидкость лапу, тут же облизал ее и немедленно оглушительно чихнул, затем еще раз и еще.
— Сампунь… — бормотал незадачливый рекламный агент, утирая лапой пасть, откуда лезли розовые мыльные пузыри. — Семлянисьный… Фот лассеянная тула! Уфолю!.. Потости, я плополоссю лот!.. — он исчез за боковой дверью, прихватив бидон.
Раздосадованная Лиза вновь подняла трубку.
— Моргенмильх, шестнадцать-сорок, пожалуйста!
— Соединяю! — голос телефонистки показался обиженным.
Когда трубку сняли, Лиза не стала дожидаться реплики абонента.
— Что вы мне подсунули, — прошептала она, чуть не плача. — С ума сошли? Как, по-вашему, я должна этим пользоваться? Прийти и намылить вам шею?
— Миллиард извинений, о богиня! — хриплый МУЖСКОЙ голос в трубке быстро-быстро проговаривал слова. — Вы недовольны моим планом, моими скромными заметками? Да, во главе Совета я наметил Розарио. Но мы же все так решили в прошлый раз! И это только пока! Важно взять власть, сместить неудобных! Едва лишь наша пятерка станет у руля, венец Великого Мага незамедлительно окажется на вашем гордом победоносном челе. Никаких сомнений! Сегодня в девять! У меня, как и договаривались! Лобзаю ваши золотые следы! Жду! Вы придете?
— Договорились… — шепнула похолодевшая Лиза и нажала на рычаг отбоя.
На несколько мгновений она, сжавшись, застыла в кресле, затем подняла трубку опять.
— Простите, это говорят из магазина «Зайди, не ошибешься». Я постоянно забываю номер своего друга. Вы только что соединяли нас. Напомните, ради Бога, если вам не трудно.
— О, пожалуйста! — звук в микрофоне словно качался на невидимых волнах, то нарастал, то затухал, едва не исчезая.
— Моргенмильх, семнадцать-сорок! Это вы извините нас. Колебания магнитного поля — сегодня на линии досадные помехи! Алло, вы слышите меня?!
— Да, спасибо, всего доброго… — Лиза отодвинула аппарат и откинулась в кресле как раз вовремя. В зал торжественно вплывал Пломбир, все с тем же бидоном и потрясающим букетом дымчато-палевых хризантем.
— Абсолютно случайная неувязка! — объявил он, избегая однако смотреть Лизе в глаза. — Одна на миллион! Бидон я лично вымыл ключевой водой. Стерильность гарантирована! Сейчас в нем истинный образец непревзойденного творчества Цецилии. Примите подарок фирмы, — он ловко пристроил цветы под мышку клиентке. — Позвольте, я сам отвезу вас домой!
— Благодарю, — сухо ответила Лиза, — но провожать меня не надо. Не скрою, нашей семье предстоит трудный вечер. Обдумать, отведать, отведать, обдумать… Возможно, я зайду к вам еще. До встречи, господин директор!
— Большой гудбай, Бетси! — произнес собакомедведь, но в вялом его голосе можно было ощутить и легкий отзвук надежды…
Лучшим садовником Фантазильи всегда был Розарио. Одно за другим наслаивались столетья на хищный шампур времени, сменялись чередой поколения, войны и революции сотрясали планету. Леса истреблялись и насаждались, сгорали и возрождались опять, но менялись лишь детали прически, и никуда не исчезала, на счастье всего живого, зеленая шевелюра Земли.
Розарио, искуснейший парикмахер природы, до недавнего времени казался совершенно довольным жизнью…
Очевидно, стоило прибавлять к его имени числительное, Розарио Двухсот Первый, скажем, или Тысяча Сто Семнадцатый. Вот только никто бы не смог назвать правильный номер — к началу летописей Фантазильи род Розарио — потомственных садовников — существовал уже давным-давно.
Непостижимо, как это случалось, но у каждого предыдущего Розарио непременно рождался хотя бы один сын. Если же сыновей было несколько, то талант садовника проявлялся лишь у старшего.
Другие братья становились кузнецами и портными, полководцами и мореплавателями, учеными и художниками — да кем угодно. Их имена, тоже славные порой, в конце концов растворялись в веках. Но тысячу лет назад, как и теперь, сказать «Главный Садовник Фантазильи» означало сказать «Розарио»…
Итак, нынешний Розарио, как и все его пращуры, еще несколько месяцев назад считал себя почти счастливым. Лишь один едва заметный червячок подтачивал его душу. Садовник, занимаясь любимым искусством, постоянно ловил себя на зависти к природе, создающей зачастую еще более прекрасные композиции, чем он сам. Умница Розарио, прекрасно понимая, что Господа Бога ему не превзойти, тем не менее втайне страдал и все реже оставался доволен делом собственных рук.
Когда в Фантазилье был создан Отбеливатель Зависти, Розарио не кинулся туда одним из первых, словно предчувствовал дальнейшую судьбу. Долгое время он прикидывал, взвешивал и только год спустя решился… Хитроумное волшебное устройство утомило садовника до одури: просвечивало, обмеривало, задавало сотни неожиданных, нелепых, казалось бы, вопросов, просвечивало опять…
Приговор машины ошеломил Розарио. «Талант близок к абсолютному. Призвание — устроитель государственных переворотов».
Главный садовник не воспользовался летающей беседкой, отказался от навязчивых услуг говорящей кареты, не сдержавшись, впервые в жизни плюнул в сердцах на развязный, нагло стелющийся под спину ковер-самолет. Домой он приплелся за полночь, со стертыми ногами и, не замечая боли, рухнул на кровать, продолжая думать.
Дело в том, что Отбеливатель Зависти не ошибался НИКОГДА, так уж устроили его лучшие маги во главе с Федей и Печенюшкиным.
Выходов из ситуации просматривалось несколько. Первый — обратиться в Совет Магов, затем к врачам, все забыть, получить в придачу стойкую неприязнь к Отбеливателю и вернуться к прежней, вполне счастливой жизни. Но какой позор! И нет полной гарантии, что тайна, известная столь многим, не выплывет вновь на свет.
Второй выход — броситься с вершины баобаба в знаменитый водопад Холодрыга, ответив ударом о камни на жизненный удар. Этот вариант манил больше, чем первый, но, тем не менее, отпадал. Розарио-младший, единственный сын садовника, был еще слишком юн и не успел получить от отца все секреты фамильного мастерства.
Выход третий — загнать ужасный секрет в глубину сознания и жить дальше, надеясь, что любимый труд излечит от тягостных раздумий. Его и выбрал Розарио, отгоняя мысли о последнем, четвертом, выходе.
Утром он вернулся к хлопотным обязанностям, еще не подозревая, что стал другим за эту ночь… Мелькали дни, текли недели, месяцы шествовали неспешной походкой. Подстригая кусты, разбивая цветники, меняя обустройство парков, Розарио постоянно строил в голове модели нового общественного обустройства.
Он как бы играл сам с собой, решая незаметно, для собственного удовольствия, сложнейшую затейливую головоломку. Вначале она походила на беспорядочную кучу мелких деталей: винтиков, пружин, пластиночек, колесиков, превращаясь с каждым днем — все ближе и ближе — в огромный хитрый механизм. И вот, когда несколько последних крохотных пружинок уже готовы были стать на нужные места, во сне Розарио впервые появилась дама в черном.
Маэстро Мизерабль вовсе не помышлял об Отбеливателе Зависти. Поэт, прозаик, драматург, критик, он работал много и плодотворно. Творческие мучения были ему чужды. Рука с лебединым пером никогда не замирала подолгу над чистым листом бумаги.
Все созданное Мизерабль немедленно издавал. Книги его выходили на прекрасной бумаге, в добротных переплетах, порой даже с талантливыми иллюстрациями. Одна беда — публике они не нравились.